Гретель, сестра Бруно, всегда смеялась над мальчиком. В 12 лет высмеивала, в 13-ть - не замечала. А к 14-ти годам осознала, кого потеряла. Но его уже нельзя было вернуть. И любовь к географии и истории отпала сама собой...Учитель Литц любил историю и географию, высмеивая литературу, культуру и искусство в целом. Про него больше и не известно ничего. Но он взрастил любовь к этим наукам у Гретель. Бесполезную любовь.
Курт в 13-ть лет посмеялся над отцом - профессором литературы - и был рад, что "недостойный" сбежал в Швейцарию. Заделался солдатом и дослужился до лейтенанта. В 18-ть лет"обихаживал" мать Бруно, к 19-ти флиртовал с Гретель, за "шашни" был уволен с удобной должности...
Шмуэль был простым поляком, евреем. Он не играл роль. Он жил как жил, пока не пришли немцы. Дедушка пропал, папа пропал... потом и сам мальчик пропал. Но в этот момент его держал за руку самый настоящий друг. Друг, что боялся Курта и считал безнадежной Гретель. Друг, который родился в один с ним день - 15 апреля 1934 года. Что любил своих родителей. Что не знал слова "еврей" и не понимал, почему он - "противоположность" еврею. Потеряв друзей в ходе переезда из Берлина в Аж-Высь (правильное название лагеря, в который перевели служить папу, мальчик так и не научился выговаривать), мальчик, что искал и путешествовал, нашел друга и необычную судьбу к 11-ти годам.
Газовая камера без души, она не делит людей на "евреев" и "противоположностей" евреев. А солдаты не обязаны знать всех детей, не могут знать ребёнка, что не "еврей", ведь все в лагере похожи. Внешних признаков различий-то и не найдешь!
Марш в неизвестность, откуда не возвратился сначала дед Шмуэля, потом и папа. Марш за руку с самым настоящим другом. Ведь и смерть не делит евреев и чистю расу, для неё мы все на одно лицо. Роль еврея была ролью мальчика в полосатой пижаме.
Мальчик, приученный еще бабушкой, наряжаться и
играть роль, шёл по стопам отца. Вот только отец думал больше о Фуроре, а не о Бруно... А Бруно искал кого-то для дружбы. Их с отцом пути разошлись. И спустя почти год отец Бруно наконец
перестал играть и понял, что пуст...